Лес невдалеке от Новосибирска. Леденящая душу ночь окутала его со всех сторон непроглядной тмой, которую кое-как прорезали лучи фонариков уцелевших из отряда сталкеров. Майор и его парни выбирались с разведывательной миссии, обернувшейся для них кровопролитным боем, унесшим жизнь двоих парней. Дорога была вся изрыта оврагами – следами недавнего налета британской авиации – часть фонарей была разрушена, для другой банально не хватало электричества, но скорее их не включали в целях исключительно практических: чтобы вражеские бомбардировщики не смогли по ним долететь до самой временной столицы России.
Спецназовцы мелкими пробежками пересекали испещренную оврагами и колдобинами дорогу. Свет луны, да фонарики были их единственными сопроводителями, а потому некоторые ненароком оступались на почти невидимых препятствиях в дороге. «Спорю, дорога эта была ничуть не лучше и до войны. Две наши проблемы – дураки и дороги, извечная тема Гоголя», - Дегтярёв пытался немного отвлечься, все же на его плечах лежало бремя ответственности за смерть ребят, как командир он ощущал всю тяжесть таких событий, но давно уже смог научиться справляться с этим грузом.
Впереди показались фары, Алексей приказал парням укрыться в кустах. Из-за кустов стало понятно, что это бронетанковая колонна британцев из трех танков и побитого Бьюика, они двигались по направлению к своей базе, скорее всего на перегруппировку. Как только колонна проехала мимо, бойцы спецназа выбрались из-за укрытий и продолжили движение в сторону Новосибирска.
Несколько раз были слышны звуки пролетающих самолетов-бомбардировщиков. Вдалеке, где находились подступы к Новосибирску, как оценил Дегтярёв, виднелось зарево пожара. «От передовой линии и так оставались жалкие отрепья. Скоро они полностью добьют линию обороны, зенитных установок осталось немного, они не способны препятствовать налетам вражеской авиации, если их сегодня уже все не перебили. Войска британцев собираются на перегруппировку – явный признак, что скоро они будут брать Новосибирск. Командование решит сдать его без боя. Не то это место, где можно положить людей. Скорее всего, отойдем к Иркутску, правда и там уже зияют пожарища от налетов. Как же далеко им удалось зайти. Нам явно не хватает мощи. И выхода из этой ситуации не видать», - майор отвлекся на пару секунд, и чтобы привести его в чувство лейтенант несильно пихнул его вперед, мол, нечего стоять, шевелись давай. Офицер продолжил продвижение, не обратив на такой курьез никакого внимания.
Отношения Алексея и Владимира до сих пор оставались слегка натянутыми, им обоим не хватало времени чтобы со всем этим разобраться, да к тому же у Сайкина стали проглядываться пессимистичные взгляды и прогнозы. Нельзя сказать, что и Алексея их не было – было полно – но открыто он их не излагал, чтобы не портить моральный дух, но и лейтенант не говорил напрямую с ребятами об этом, чаще наедине с командиром, из-за чего порой вспыхивали нешуточные ссоры, готовые перерасти в драку, но ни один не желал бить другого, их связывали крепкие узы дружбы-ненависти друг к другу.
Так незаметно пролетела пара-тройка другая километров, показались передовые линии обороны, опустевшие уже давно. Тут не было ни пожаров, ни трупов, лишь покорёженная техника напоминала о недавних боях. Скорее всего именно отсюда двигался тот военных конвой, что сталкеры застали в лесу. Через некоторое расстояние далее, окутанное еще большой тьмой, где постепенно стали проявляться следы настоящих боев – трупы солдат обеих сторон, разбитая техника, кое-где еще горевшая, что было в помощь бойцам, освещая им путь. И вот они вышли к маленькому городку, предместье Новосибирска, ставшее бы к этому времени частью города, если бы не пришла война.

Алексей пережил нависшее молчание спокойно. Даже то, что он сказал не могло изменить ситуации, не могло переубедить Владимиро. Однако майор произнес то, что должен был произнести. По правде говоря он уже давно перестал верить в победу. Если только растянуть агонию умирающего государства, создать точки сопротивления, перейти к настоящей партизанской войне, поставить под ружье каждого жителя России от малолетнего ребенка до старика. Но на такое безумие не могли решиться даже высшие чины командования. А Дегтярёв как всегда просто исполнял свою роль. И исполнял её хорошо.
Реакция на слова последовала – знак того, что они все же затронули Сайкина, эффект, который и ожидал майор спецназа. Лейтенант не сдержал своих эмоций: со всей силы он ударил по доске, выпуская пар, а затем оказался лицом к лицу со своим командиром, неистово вглядываясь своими грозными глазами в его глаза. Но ничего в них он увидеть не мог, ни страха, ни огня, лишь глухое, непробиваемое спокойствие.
А затем Сайкин просто ушел, не сказав ни слова. Между ними двумя все и так уже было понятно, без слов. Но Алексей понимал, что если оставить все как есть, то лейтенант может просто замкнуться в себе, перестать верить во что-либо. А ведь в самом начале их небольшого приключения никто не верил в скорую победу над британскими захватчиками так, как он.
Дегтярёв шел по школе, вспоминая и свои юные годы. Никаких особых эмоций это не вызывало. Когда школьная пора для рыжеволосого офицера закончилась, он был ни рад, ни обеспокоен этим. И тогда, как сейчас, он чувствовал непоколебимое спокойствие, и также как сейчас, в то время он бы все-таки встал горой на защиту чести школы от нападок тех, кто радовался, что так называемый ими «школьный ад» кончился. Но все это была игра. Тогда он отыграл свою роль безупречно. Вот и сейчас он играл свою роль командира отряда разведчиков-сталкеров, готовых идти хоть в огонь, хоть в воду, готовых пожертвовать жизнью за Родину, чего от них и добивались. С другой стороны, ничего другого Дегтярёв в той ситуации сказать не мог, не высказывать же ему свои мысли, что Россия уже пала, а действия армейского командования вызывают сомнения не только в их профессиональной пригодности и здравомыслии, но и наталкивают на мысли о предательстве.
Он нашел своего заместителя курящим у окно. Тот явно придавался меланхолии в одиночестве, глядя в потускневшее окно с парой незаметных трещин. Алексей подошёл к нему, вставая напротив, отмахиваясь от дыма сигарет.
- Лейтенант, одолжи сигаретку, - спросил Алексей. Владимир, было, потянулся за пачкой, но опомнился и немного удивленно посмотрел на командира.
- Ты же не куришь, майор?
- Да с тобой любой закурит, - отшутился Дегтярёв, - но правда твоя, не курю. Разговор же должен с чего-то начинаться, правда?
- Твоя правда, майор, - отозвался лейтенант. Алексей оглядел его с ног до головы. В Сайкине он видел человека, уставшего от войны, не понимавшего за что они борются, утратившего все свои идеалы.
- Эх, лейтенант, - вздохнул майор спецназа то ли от того, что его собеседник только что выпустил наружу изрядную порцию сигаретного дыма, то ли от своих собственных тяжелых мыслей, - рано ты, лейтенант, от своих же идей отказываешься. Россия не пала. Нет. Пусть им даже удастся захватить её. Но пока в стране есть такие люди как я и ты, готовые сражаться, отдавать свои жизни, но не сдаваться. Пока мы живем, сражаемся, верим. Россия никогда не падет. Запомни это. И чтобы они ни сделали, но знай – найдется тот человек, кто телом, может и слаб, но духом силен, взявшись за оружие, покажет остальным пример. И все поднимутся, воспрянут ото сна, заставят захватчиков ощутить на себе весь гнев захваченной, но не покоренной страны. Помяни мое слово, Вова. Мы не проиграли. Последний город еще не сдан. Последний солдат еще не пал, - закончив со своей проникновенной речью, Алексей отслонился от стены, в которую упирался, вернул себе спокойное выражение лица: - Если ты не веришь в то, что я сказал, то я дарую тебе волю самому распоряжаться своей судьбой. Ты можешь покинуть ряды сталкеров и идти, жить так, как тебе хочется. А времени мы потратили достаточно много. Пора выдвигаться.
Закончив, Дегтярёв отправился расшевеливать бойцов своего отряда, чтобы те начали готовиться к выходу. Не время было отдыхать, когда впереди еще столько не пройденного пути.