Одет: Черные джинсы-классика, белая рубашка, черная жилетка, на ногах удобные ботинки вороного цвета.
С собой: вакидзаси

“Резнов говорил мне о Дмитрии, как о герое.
Я видел, как он проявлял жестокость и милосердие.
Порой совсем не понимаю его поступков.
Быть может, герои не должны отдавать отчет в своих действиях.” (с)

В горле пересыхало. С самого утра во рту не было ни капли воды. Сейчас два стакана могли сделать Куро счастливее среднестатистического жителя британского Токио, имеющего доход, пищу, электроэнергию.
Он шел вдоль разрушенной шесть лет назад улицы. Обломков давно уж нет – патриотичные японцы пытались приспособиться, не хотели жить в грязи и мусоре, общим трудом, как и всегда, собственно, прибрались. Но без средств и специальных устройств не починить асфальт, не вырастить новых газонов, розовых кустов… Не восстановить культурного наследия без книг, не реконструировать памятника полководцу без стали и огня, не возвести здания без древесины, гвоздей и молотка.
Лают в переулке крепкие от поедания людей и себе подобных псы. Кто знает, какой бы породы они были, если война не настигла их? Эх. Не имеет значения. Порода не имела никакого значения для Татсумаки. Пафосная британская аристократия, поедающая морципаны с серебряных блюд, вызывала недоумение, ненависть и злость. Любой скажет – зависть… Но нет, это была не зависть. Можно ли завидовать хотя бы белой завистью тем, кто считается с неравенством людей? Можно ли любить их?
Куро не знал ответ, который дадут ему. Зато он мог предугадать свой ответ им. Все, что нужно для ответа – один найтмер восьмого поколения.
Собаки не обратили внимание на задумчиво идущего мимо него Татсумаки. Живых не трогают. Да и животные, все же, чувствуют – кто свой, а кто чужой, кто хороший, а кто плохой. Но хорошим ли был Куро? Хороший ли он, если смотреть с вышины вознесшегося над головами других чопорного Биг Бена?
Нельзя сказать. Для них, сидящих в своих огромных апартаментов британцев он всего лишь непокорный одиннадцатый.
Он прошел еще немного, миновал один-два квартала.
Обычно в гетто тихо. Еще бы – любое гетто сравнимо с сровненным с землей городом. Помпеи, погибшие от страшного природного катаклизма, Карфаген, который по мнению Катона должен быть разрушен… Тихое кладбище по сравнению с вечно бодрствующей, праздной британской территории Токио.
Но сейчас было шумно. Музыкант услышал шум и крики еще метров за семьсот до их источника, даже несмотря на преграждающие звуковым волнам путь здания.
Татсумаки ускорил шаг, водя ладонью по теплой рукояти вакидзаси – оружие, что верно служило ему уже достаточно давно, помогало, отзывалось на его просьбы помочь.
Быстрее… Ноги работали также четко, как секундная стрелка на часах – точный, уверенный шаг, ноги ступают точно, воинственно.
Голоса и крики усиливались. Японские. Точно, японские!
Вот он уже за углом… Во рту - горечь, сухость, в горле - словно перекати-поле среди пустыни, ком. Татсумаки сглотнул. Слышны звуки ударов, хрипы, жалобы… Необходимо срочно предугадать ситуацию. Кто там? Сколько врагов? Как они расположены.
Татсумаки не мог предугадать все, как это хорошо умел Зеро. Но сейчас повелителя не было рядом, а значит действовать нужно было самостоятельно. Со всей строгостью и атомной мощью.
Куро выскочил из-за угла. Тихо, быстро, для увидевшего его британского полицейского неожиданно. Удар в район шеи ловок и стремителен. Вакидзаси пронзает кожу и плоть, рука Татсумаки наполнилась энергией и рывком извлекла лезвие из шеи врага.
Стоявший рядом противник, похоже, только и мог, что сражаться против беспомощных людей, имея преимуществе на своей стороне. А чуть дрогнули ряды – так сразу дрожь в коленях, головная боль, сведенные челюсти, получите-распишитесь.
Удар Татсумаки несильный, но точный и уверенно скандирующий всем вокруг и в частности жертве победу обладателя. Кулак японца сминает лицо оккупанта, всей своей поверхностью улавливая и передавая Ёфу ощущение того, как ломаются зубы, трескается челюсть. Добивающий удар вакидзаси прямиком в желудок – пусть в своем дерьме захлебнется, плевать на него. Шакалы большего не заслуживают. Ничтожество, которое не смогло забыть вкус случайной победы. Всего лишь пешка, претендующая стать кем-то более крупным,в миг теряющеая все возможности и перспективы, попавшая под удар другой фигуры. Но Татсумаки не даст таким, как он, стать ферзем. Даже без черного короля он продолжал сражение против всех правил, превращая клетчатое поле в изломленный кусок дерева, а другие фигуры – в щепки… Лишь белый король не досягаем. Но ничего. Скоро не с кем будет делать рокировку…
Еще двое попытались схватить неожиданно подоспевшего на помощь своим товарищам ковбоя Татсумаки. Тщетно. Куро уже был научен друзьями из Ордена – обладая ловкостью и сноровкой, ему не составило труда скользящими движениями избежать захвата “под ручки”. Не дался, не позволил себя заломать. Короткое лезвие по-самурайски вонзается в грудь одного из ублюдков. Еще раз, а затем еще. Сделать решето из британского захватчика – мечта любого. Горящие праведным огнем глаза зорко следят за действиями второго – ничего кроме рвоты не вызывают у него действия Куро.  Сочно брызнувшая из тела кровь забрызгала землю, несколько капель попали на жилетку. Ничего. Отстирается. Или новая найдется. Трофейная.
Словно мешок картошки полицейский упал на землю, пытаясь вдохнуть и удержаться в этом мире, загребая костлявыми пальцами пропитанную кровью землю.
Не обращая более внимание на него, Татсумаки посмотрел на наиболее слабого полицейского. Молодой курсант… Новая практика? Опасная практика…
Татсумаки подошел к нему, схватил за шею и запрокинул его голову назад. Глаза того были красные, рот - приоткрыт от страха, щеки бледные-бледные...
- Ты никогда не будешь убивать… Моих сограждан, - Татсумаки размахнулся и ударил ребром ладони по переносице, ощутив, как та негромко хрустнула.
Такого удара вполне достаточно, чтобы враг оказался в состоянии болевого шока и потерял сознание.
Вакидзаси был убран в ножны. Почему он пощадил этого мальчишку? Кто знает… Герои не отдают отчет в своих действиях.
Он подошел к лежавшим на земле японцам.
- Живы? – одного из них, самого крепкого, он потрепал по плечу.
- Кха… Кха-кха… Вроде да, - проплевавшись кровью, ответил крепыш.
- Идти?.. – Куро не дали закончить.
- Могу… - словно зная, что спросит Татсумаки, ответил тот, поднимаясь и толкая в бок своего товарища.
- Хорошо.
Короткий, почти безымоциональный диалог. Вроде бы и соотечественники… А сказать особо нечего. Все и так уже было сказано. Лучше всех это поняли лежавшие на земле британцы.
Куро подошел к лежавшей на земле девочке.
- Отойди от этого британца… - тихо сказал Татсумаки, наклонившись над ней.
Где-то вдалеке вновь послышались крики. Кричали на английском.
- Бежим, скорее бежим! – Татсумаки схватил девочку за запястье, с силой поднял и устремился в развалины дома...
Уйти, как можно скорее уйти. Взглядом проводил убежавших вдаль японцев. Хорошо. Спасутся. Если эти ребята будут жить, значит, день прожит не зря.
Здание прошли насквозь – вошли через подъезд, вышли через дыры в стенах… Миновали еще одно. Трудно бежать, держа кого-то за руку... Слишком много ответственности. Девочка что-то говорила ему, но он не слышал. Слишком увлечен был своими мыслями.
Наконец, он остановился, чтобы перевести дыхание. Они были уже далеко.
- Ты молодец… - произнес он. – Держишься. Дыхалка не хуже моей…
“Она была в ОЧР? Выносливость очень уж неплоха. Для военной – молода слишком... Японка вроде... Хотя инородное есть что-то.”
Татсумаки с интересом оглядел спасенную. Молодая. Красивые пропорции. Талия очень изящная, плавная. Личико ухоженное, правильной формы. Совсем не похожа на Хироми. Но тоже красивая. Наверное, незначительно моложе Хироми. Лет девятнадцать-двадцать... А может и меньше. Ёфу не особо стал разбираться - ошибся, так ошибся.
- Что там случилось? – спросил он, наконец.
Тут Куро заприметил одну важную вещь в облике девушки. Она была слишком чисто одета. Все новенькое, как будто из химчистки. Быть может, украла… На куртке красовалась странная эмблема. Английские надписи…
“Точно, – Татсумаки заулыбался, - Украла. Не может быть у живущей в гетто девочки такой одежки чистой..."

- Почему же не порадует? – удивленно спросил Татсумаки, глядя на смущенную, немного напуганную девушку. – И что за привычка такая странная обращаться ко мне на Вы? Я еще не такой старый… Хо-хо!
“Интересно, чего она смущается-то?” – подумал Куро, позволив себе немного расслабиться, сел на обвалившуюся стену и откинулся, подложив руки под голову.
Девушка вытащила кошелек, немного помедлила, словно размышляла над чем-то, вытащил монетку.
- Решка, - Татсумаки ляпнул, не думая, пожал плечами и взглядом проводил улетевшую к потолку монетку. Ударившись о небольшую балку, она упала на землю, подпрыгнула, подняв вместе с собой небольшое облачко серой пыли, покатилась, оставляя ровные следы узора, что был выгравирован на ребре, ударилась о стену, на которой удобно устроился привыкший к дискомфорту Куро и упала.
Татсумаки заинтересованно поднял голову, повернулся на бок, опустил голову вниз. Лежавшая на полу монетка лежала орлом вверх… Вернее, львом. На ней был изображен герб Британской Империи.
Куро удивленно понял глаза на девушку, взял с пола монетку.
- Орел… - подозревающим голосом произнес он, посмотрев на девушку. – Не угадал в этот раз.
Он резко поднялся, направился к не понимающей сути происходящего девушке. Схватил ее за руку. В этот раз уже не как спаситель.
Показал монету, поводил ею перед лицом, давая понять соль всего случившегося.
- Один фунт стерлинга… - с трудом далось ему выговорить ему столь тяжело выговариваемое название британской валюты на своем родном языке. – Один. Фунт. Стерлинга.
Ёфу замолчал, глядя ей в глаза.
- Как это понимать?! – голос стал громким, эхом он прокатился по пустому помещению. – У меня нет кошелька, мне не на что покупать! И нет пожалованного гражданства, чтобы иметь права хотя бы семечки для голубей купить!
Он продолжал настойчиво смотреть девушке в глаза, пытаясь вывести ее на чистую воду.
- Кто ты есть? – спросил он, наконец, взяв себя в руки. Еле сдержался, чтобы сразу лезвие вакидзаси к горлу не приставить. Пересилил, схватил за руку – быть может, зря он так взбесился? Быть может, вышло недоразумение?..
Но порой, посмотреть в глаза человеку было достаточно. Достаточно, чтобы что-то понять.
Глаза… Они глубокие и выразительные… Ресницы длинные… Но накрашенные тушью. На веках - ровно, очень умело наложенные тени. На губах – тонкий-тонкий слой помады...
“Косметика…  У японцев в их нынешнем положении? Громогласное знаменитое "Не верю" подойдет, чтобы охарактеризовать мое состояние?” – теперь у Куро не осталось никаких сомнений, что девчушка эта – либо пожалованная, либо коренная британка.
Одна из них, тех, что стоят перед кривым зеркалом, считая, что эти рамки вокруг – лишь прозрачное, натертое до блеска дворецкими стекло…

Девушка попыталась сопротивляться, стараясь что-то объяснить. Но слепой патриотизм Татсумаки не дал даже выслушать ее. Черный Рыцарь сжимал ее руку все сильнее, делая хватку более болезненной. Девушка просила ослабить, но он не слышал. Лишь повторял свой вопрос:
- Кто ты? Кто ты?! Отвечай!
Куро был готов к решительным действиям. Счетчик этой его решимости уже давно перевалил за значение девяти тысяч… Но девушка, похоже, оказалась более решимой. Или испуганной. Или наглой. Или все вместе.
То вовсе неважно.
На что похож поцелуй? Это словно передача частицы себя другому. Очень эмоциональное действие, сравнимое с фентезийной магией. Целуя человека, ты отдаешь ему часть своих эмоций, посвящаешь чувства.
Острая боль пронзила нижнюю губу. Язык почувствовал пресноватый привкус крови. Грубо. Жестко. Беспощадно. Зло. Ненавистно. Но в то же время – по-своему сладко. С кислинкой.
Невольно Татсумаки ослабил хватку. Нельзя. Но пришлось – он был малость удивлен таким методам борьбы с противником. Если бы так боролись со всеми серийными насильниками, они бы были весьма счастливы и такому обращению.
Девушка воспользовалась моментом. Ловкая, как змея, она выскользнула из рук Куро, отпрыгнула в сторону.
Поцелуй прервался. Но Татсумаки не горевал – некогда. На кону гордость ультрапатриота.

Правда… Всегда любил слушать правду. Ее тяжело услышать после того, как в предрассудке попытался убить. Да, именно. Татсумаки уже начинал подумывать, чтобы прикончить спасенную здесь и сейчас.
Даже если она не британка, ее британские деньги – лишь взятка. Японцы не ведут себя так. Не должны.
Так не поступают те, кто хочет лучшего для своей страны и своих земляков. Нельзя так поступать…
…Ёфу стоял, смотрел на нее исподлобья, дулся. Но ничего не сказал. Даже успокоился немного после. После секундного молчания поднял голову. Посмотрел, как на равную. Пропало презрение, внезапно окутавшее его, копьем пронзающее душу. Избавился. Отбросил. Оно было лишним в цепи кровообращения.
- Теперь все встало на свои места, - понимающе произнес Татсумаки. – Теперь понятно, почему твоя дыхательная система столь хороша, откуда столь неплохие гибкость и ловкость… Шпионка, значит… Хех.
Они постояли так немного. Никто из них не знал, что сказать друг другу. Недоразумение. Куро потихоньку даже начинал корить себя за это.
“Тоже мне… Нашелся… Страж потухшей Империи…” – столь самокритично размышлял он о себе какое-то время после наступления тишины. Хотя потом перестал – вспомнил, что береженного Бог бережет.
- Ты… - Куро облизнул укушенное девушкой место и попытался расслабить целоваться. – Похоже, раньше никогда не целовала мужчину? Но любила…
Поиграть в психолога – самое оно. Каждый любил в свое время. Хоть кого-то. И не попасть в точку было нельзя.
- И, похоже, попытку решила вынести на мне. Неплохо получилось… Для первого раза. Я аж приободрился, - Куро подмигнул.
“Что мне сделать еще? Я боюсь говорить, что принадлежал Ордену. Что мешает быть ей не просто шпионом, а двойным агентом? Лишь мое желание верить и мое воображение.”
Татсумаки решил рискнуть.
- Похоже, в нас много общего, - без намеков произнес он, подведя все к одному в дальнейшем. – Я тоже не тот, кем кажусь…
Сейчас он понял, что сказал глупость. Кем может казаться человек, уложивший четырех британских полицейских? Неважно… Ёфу никогда не отличался особо развитым навыком ораторства – в бою нужно было лишь уметь испугать. Неожиданной и опасной атакой, грозящий лишь одним – смертью.
Тем более, если Зеро вернется… Черт, если Зеро вернется… Есть ли смысл говорить о себе, если Зеро вернется? Зачем открывать себя и свою маленькую тайну?
- Хотя нет. Ты… - все же, Татсумаки решил говорить намеками. – Понимаешь… Кем я кажусь, не правда ли?
В его голосе зазвучали нотки загадочности. Не любил он загадки. Но сейчас – пришлось.
- Что ты ждешь от такого, как я? – спросил он, продолжая. – Открыться? Мне не к чему открываться. Я все уже показал… Своими действиями.
В голосе – гордость и чванство, пускай и подтвержденные действиями. Ведь он имел на это право. Он почти всегда побеждал.

- Бурным? – Куро заулыбался. – Завидую. Я в детстве только и делал, что учился да гитарой занимался своей… Как-то не было времени, а теперь вот…
Татсумаки развел руками.
- Не те условия, чтобы романтика водилась. Нет времени у меня, старший лейтенант Бо-то-ро-е-ва… - фамилию девушки они едва выговорил. – А время, что есть – уже не то… Странные у вас, русских, фамилии. Бо-то-ро-е-ва, Ле-нин, Ста-лин…
На память он выговорил самые простые фамилии, стараясь не сильно рычать, произнося звук “л”.
- Сколько мы изучали вашу историю… Никогда не понимал. Но так получилось, что те, кого я не понимал, стали моими кумирами. Героизм и патриотичность… Даже наши народы чем-то похожи. Но из-за Британии…
Татсумаки постоял, словно размышляя над правильностью своих слов.
- Из-за Британии теперь даже мы вынуждены наблюдать за тем, у кого преданность иссякнет первой…
Вручи ему два костыля, повяжи на глаз повязку – и точно будет, как старый-старый солдат, ветеран огромного количества войн, отправивший на тот свет  бесчисленное множество врагов, поломавший неисчисляемое количество техники.
Но он не был так стар. Просто он, хоть и верил в лучшие времена, тоже постепенно начинал ломаться, как циклически работающий механизм. Каждый день – возвращение в прошлое, мимолетный взгляд в будущее, затем поиски пищи и сон… Каждый день. Все повторяется.  Закон сохранения работает… Жаль, что в таком направлении.
- Слушай… - Татсумаки нарочно ушел от ответа, дабы еще сильнее не смущать ее, да и к тому же неожиданно напоминавшая о себе засуха во рту заставила его обратиться к девушке с действительной просьбой. – Можешь купить попить? Простой воды… Я с утра не пил ничего, а пить здешнее дерьмо из луж или идти к британцам… Сама понимаешь.
Сказать по правде - Куро не хотел, чтобы девочка уходила.  Он все еще не мог смириться с одиночеством. Никак не мог найти всех своих после исчезновения Зеро... Так и шатался. Совсем один, по улицам гетто, подобном волку, что сам не знал, что ищет в черном-черном лесу, обычно натыкаясь, в итоге, на Красную Шапочку.

- Наши фамилии вашим людям даются куда проще - вы можете произнести это по звукам… А нам тяжко, - Татсумаки постоял еще немного, дослушал ее и, прежде чем она успела еще что-то сказать, добавил:
- А Куруруги… Он – предатель. У него не хватило гордости и патриотизма для того, чтобы отстоять свою страну до самого конца. Я мог тысячу и один раз прикончить его, выследить, по слухам, по следам, по запаху, вырвать сердце и позвоночники вот этими руками… - он поднял правую руку, покрутил ею. Окровавленные пальцы побаливали после драки. Ноготь, что уже отрос, поломался. Из частично оторвавшейся мякоти сочно шла кровь. - Постараться по крайней мере. Но…
Куро помедлил. Недоразумение все еще теплилось в нем.
- Но меня остановил… - Татсумаки не знал, почему. Не понимал этого. – Зеро. Мне был дан приказ не трогать сэра Куруруги. И я не стал. Я поверил Зеро. Я понимал, что все это – во имя Высшей Справедливости, не ради чего-то еще. И на своих сенсорах я видел, как его боевая машина проезжает мимо меня, как этот предатель, разодетый как денди лондонский, шествует по улице. А сам палец так и лежал на гашетке… Одно нажатие – и я мог бы изрешетить его неоднократно… А рука до боли сжимала рукоять вакидзаси, нарабатывая мозоль – даже лезвие моего оружия хотело крови чертового предателя… Он сломался. Их нельзя прощать.
Японец замолчал, переводя дух – чувствовал, что внутри него вот-вот взорвется что-то маленькое, но очень мощное и для общественности опасное. Сердце колотится бешено, под желудком что-то начинает сильно болеть, а в голову ударяет кровь и перед глазами всплывают страшные картины прошлого – обломки, взрывы, кровь, смерть.
- А как меня зовут… - Татсумаки пожал плечами. – Иногда, когда я ложусь спать… Я чувствую, как меня кусают ночные насекомые, как они впиваются в кожу своими зубами… В таких ситуациях я порой не могу вспомнить свое имя.
Куро тяжело вздохнул, даже всхлипнул, улыбнувшись сквозняку, что резко проник в помещение. Мигом он высушил глаза, а организм принялся восстанавливать жидкость, что вновь омыла глазное яблоко.
- Меня зовут Куро Татсумаки, - сказал он, опомнившись. – Пока не забыл.
Вновь улыбка. Как можно улыбаться в такой ситуации? Не знаю. Тяжело, наверное.
- Один человек сказал… - Куро подошел к разбитому окну, посмотрел на прозрачное голубое небо. – Что нужно улыбаться, несмотря на все дерьмо, что нас окружает. Я почти научился. Осталось лишь вдохнуть в мою улыбку немного жизни. Вылить бы в гетто палитру даже из десятка красок – мир засияет… Лишь одного соловья, что всегда пел для нас… И я смогу слушать этот мир с наслаждением. Пока этого нет – я не смогу улыбаться по-настоящему.
Более он не стал задерживать девушку. Пусть идет. Пить хочется.
Куро сел, помахал рукой ей в след, прислонился спиной к холодному камню.
Ждать долго. Неимоверно долго и тяжело. Жажда всегда замедляет ход времени. Да что жажда – нехватка чего угодно заставляет его ползти медленнее черепахи.
Глаза закрылись… Сон – лучшее оружие против такого.
В детстве Татсумаки часто спал, хоть и нет у обыкновенных японских школьников времени на такую непозволительную для детей восходящего солнца вещь, как сон. Любил видеть сны. Мечтательно раскинув руки, он, греясь на солнце, видел сны о будущем… По крайней мере он хотел, чтобы эти сны стали будущим.
Но такого будущего он не мог представить…

Сжимается рука… Болят мозоли на мягких участках ладони… Вакидзаси шипит, режет и колет… Льется британская кровь.
Для Куро такой сон – по истине счастливый. Ведь в последнее время он обретает счастье, лишь убивая кого-то…
Но вдвойне счастлив он тогда, когда все это происходит не во сне.
И то, что сейчас происходит, уж поверьте – НЕ ВО СНЕ.
Татсумаки дрался наяву.
Пока он ждал девушку и спал, предавшись сновидениям, в дом прошли двое патрульных. Но сейчас это были вовсе не дилетанты, а вполне себе крепкие и сильные мужики.
Татсумаки уже дважды бросили на лестничный пролет, уже трижды он разбил головой один и тот же кирпич... Уже не один десятков ударов нанес он непрошенным гостям.
На ржавые железные перила были намотаны кишки одного из них. Стекающая по лестницам кровь излучила тепло и радость. Закатившиеся глаза болезненно пытались посмотреть на убийцу.
Но Татсумаки не желал смотреть на слабаков. Кому интересны те, кто пал к твоим ногам?
Он вытер лезвие об одежду патрульных, убрал вакидзаси в ножны. Пора бы валить отсюда.
Подождать? Не подождать?
Куро пошел туда, где они расстались с лейтенантом Ботороевой… Еще раз прокрутил в голове фамилию – тяжело. Не получается выговорить.
Солнце начинало готовиться ко сну. Ждать долго не пришлось. Прильнув к стене, Куро через небольшую щелку наблюдал, как девушка с целым пакетом воды (хотя там еще и проглядывали упаковки из-под сока) направляется к дому. Она была уже рядом.
Куро вышел из-за угла, схватил девушку за руку, взял у нее пакет.
- Бежим… - и вновь они помчались вперед, через гетто.
На улицах то и дело встречались им лежавшие на земле ни живые ни мертвые японцы. Больные, изуродованные войной, калеки.
Вновь и вновь мелькали разрушенные, почти не отличающиеся между собой постройки довоенного времени…
А вот и вполне приличный дом. Отнюдь не разрушенный. В нем можно укрыться. И от границ далеко. Сюда патрули не ходят. Хотя Куро и не сомневался в том, что сейчас им с лейтенантом может не повезти.
А мало ли в мире опасностей?
Они поднялись повыше. Тут даже были квартиры. Совсем как дома у Куро. Только квартиры пустые. В доме ни шороха.
Татсумаки провел девушку в одну из них.
Относительно неплохое убранство, если считать, что сейчас они в гетто. Не сыро, да и мебель почти чистая – зеленое в клеточку кресло, широкий порванный матрас на полу… И воздух нормальный. Пыльный, конечно… Но ничего, вполне подходит для вдыхания. Тепло. Окна чудом уцелели, кто-то вбил между рамами и фаской толстые куски ваты.
- Тут переждем, - горло совсем уже продрало.
Татсумаки схватил из пакета пол-литровую бутылку с водой и почти залпом осушил ее. Выдохнул. Хорошо и тяжко одновременно. Казалось, пищевод вот-вот лопнет от объема столь резко выпитой жидкости.
- Спасибо, - Татсумаки поблагодарил девушку.
Он не знал, что еще можно было сказать ей? Говорить то, что он из Ордена Куро не хотел от слова “совсем”. К черту неприятности, пусть даже она и помогла ему. А если догадалась… А почему, собственно, если? Догадалась же! Разведчица как-никак.
- Это… - он ткнул пальцем в пакет с водой. – Можно будет оставить себе?

Не перегрызть мне память вольных снов.

Куро промолчал. За доброту положено отдавать добром… Но встреча с Зеро… Она многого просила. Слишком многого.
- Прости, но… - Татсумаки пожал плечами, тяжело вздохнул, несильно закусил губу. – Но даже я не знаю, куда он пропал.
Татсумаки замолчал, печально уставившись в пол, он сел, поджав ноги под себя и оперевшись на руки.
- Были люди к нему куда более близкие… Но даже они не знают его текущего местоположения. Это – тайна для нас…
Он поднял глаза, смотрящие твердо и ясно.
- Тайна, которая должна быть раскрыта. Иначе всем нам незачем будет жить… Можно еще?
Он взял из пакета коробку сока, открыл крышку, грубо вырвал пленку, защищавшую горлышко от пыли, приблизился к отверстию, наклонил емкость… Сладкий апельсиновый вкус был теплым и мягким, очень добрым и ласковым. Но в то же время слабенькая его цитрусовая кислинка больно рвала и обжигала горло.
Убрав коробку с соком обратно, он вновь вздохнул полной грудью, покашлял от попавшей в носовую полость пыли, коей здесь было полным-полно.
- Тяжко тут… - произнес Татсумаки тихо. – С Зеро даже жить интересней было. А теперь…
Пилот развел руками, случайно побренчав своим вакидзаси.
- Что планирует твое командование? – с интересом спросил он и, вспомнив, что ему нечего рассказать об этом взамен, добавил: - Мне не о чем рассказывать из этой области, извини уж меня... Давно как без командиров тоскую в одиночестве. Даже на связи очень мало кого осталось…
Пользуясь тишиной, Ёфу прислушался. Тихо. Точно могила. Да. Именно. Она.

Очень ярко она произнесла его фамилию. Она звучала слишком… Живой. От этого у Татсумаки даже мурашки по спине пробежали.
Фамилия вообще вещь интересная. Сколько тайн она может в себе скрывать? Родословная, мистическая энергетика… Мало ли на свете странных и неизвестных людям вещей?
- Солдату, а тем более разведчику, не стоит бояться, - Татсумаки попытался успокоить ее.
“Ну, вот…” – думал он, глядя в ее коричневые, с приятным рубиновым оттенком глаза. “А я уже было надеялся, что сегодня более не будет соплей… Нате вам, пожалуйста. Пф…”
- Сегодня уже достаточно мы дали слабины. Мы не должны такое себе позволять… Не долж-ны, - он попытался успокоить ее, подвинулся ближе, положил руку на плечо. – Главное ничего не боятся…
Единственная вещь, которой сейчас боялся Татсумаки – это получить внезапный нож от этой миловидной девчушки. Пожалуй, только обмана и предательства он страшился в данный момент, да и вообще в мире.
- Кстати, - он сделал небольшую паузу, как положено поступать в инструментальной импровизации, когда стараешься заострить внимание слушателя на уже прозвучавших нотках, а также подготовить и заинтриговать к следующей партии. – Ты мне так и не сказала свое имя… Соблаговолишь сделать это?
Достаточно громко, но как-то ослаблено звучавший голос перешел на шепот.
Становилось темно. Но сон все еще не собирался одолевать, даже несмотря на произошедшие с Куро приключения…
Но моральная сила, что он обрел за сегодня, заставила его хотеть следующий, послезавтрашний дни… Ведь все, что нужно – подождать. Подождать, когда вернется Зеро и Орден Черных Рыцарей вновь окажется на плаву.
Становилось прохладно… От сквозняка тихо стала поскрипывать дверь в комнату. Татсумаки резко оглянулся – вдруг пришел кто?
- Ты пойдешь? – нехотя спросил он. – Если все же да… То я настаиваю на том, чтобы проводить до границы с гетто… А если нет…
Он отвел взгляд в сторону.
- То можно остаться здесь. До утра. Чтобы не рисковать. Не хочется попасть британцам в руки… Надеюсь никогда не попасть…

Никогда? Ах, глупенький, глупенький несчастный Педро (с)

- Крис-ти-на… - Татсумаки попробовал выговорить. Вроде получается. – Кристина… Это имя почему-то мне просто дается. Оно красивое. Имя твое.
Лао Рин тоже было весьма симпатично по его мнению. Менее странно, более просто. Именно этим, наверное. А имя Кристина – от него словно веяло какой-то необъяснимой красотой и загадочностью.
- Я ел вполне приличествующе, - смело заявил Татсумаки. – Просто, как уже упоминал – тяжело найти здоровую пищу. В организме тех, кто живет без крова, больше всего незванных гостей. Силитеры, цепни… Вроде вот был Зеро – были и финансы кое-какие, и лекартсов, и оборудование… Сейчас опять запустил все. Давно бы пора что-то раздобыть, дабы шушеру всю повыгонять… Да толку – тут нужно питаться правильно… Постоянно лекарства вталкивать - себе дороже, никакого иммунитета. А у меня вон, на удивление, до сих пор с 2010 года гриппа не было. Пару раз простужался только...
Пилот пожал плечами, ничуть не стыдясь присутствие Кристины, расстегнул рубашку, втянул живот, провел по незначительно выступающим ребрам.
- Худой, зато удар все еще держу. Видела, как я их? – пилот заулыбался. – За паренька своего не волнуйся. Я посмотрел – его вроде и поколотили, но жить он будет с большой вероятностью. Сломано несколько ребер точно, сотрясение скорее всего… Но дело-то было совсем недалеко от границы – патрульные часто визиты наносят… Им же за каждого пойманного одиннадцатого премиальные платят – считай, один японец – один потенциальный террорист. А если еще выясняется, что он каким-то боком с Орденом связан… Ну и вот. Паренек этот жить будет. Его следующий патруль заберет. Если уже не собрали. По крайней мере утром он точно окажется в койке. А тебе придется покамест с другим напарничком поработать – с сотрясением он недели две проваляется… Плюс ребра. Хех…
Он почувствовал мягкие прикосновения рук девушки. Такие аккуратные, нежные. Но непослушные волосы даже после ее рук вновь чуть приподнялись, а щека не стала благороднее.
Немного смутившись такой неожиданной близости, он сделал вид, что устраивается поудобнее, на самом деле лишь создав суету - ни на сантиметр не отсел. Зато больше Кристина не касалась его.
Нет, не подумайте - девушка была приятна и даже симпатична ему. Просто... Не тот настрой. Странный настрой. Несколько пессимистичный, но любопытный в то же время.
- Кстати, я тут все никак угомониться не мог, - немного соврал Куро, вспомнив одну деталь. – Как ты умудрилась стать лейтенантом в столь… Юном возрасте? Тебе ведь еще даже двадцати нет? Понимаю, конечно – другой век, другая иерархия… Но как вот тебе удалось? Расскажешь? Или так и заснем молча от скуки?
Куро подмигнул, оперся на кулак, сам не заметив, как достаточно близко наклонился к девушке.

Молча Ёфу принял из рук Кристины мобильник, потыкал кнопочки. Удобно. Даже относительно понятно что-то – часть слов  он уже где-то имел “честь” видеть. То ли на таблоидах, когда грабил Британские супермаркеты, то ли на фирменных грузовиках… Кто его знает? Татсумаки столько перевидал уже… Всего и не упомнишь.
- Одни лишь тренировки да проверки? – Татсумаки неподдельно удивился. Даже вопросительно вздернулась кверху черная, совсем не густая бровь, поперек которой тянулся длинный-длинный, до подбородка шрам. Давнейшний, сросшийся, но до сих пор заметный. Своеобразная медаль за заслуги перед отечеством, со времен Каменедзимы еще. – Интересно…
Куро усмехнулся в кулак, согнулся, чувствуя, как затекает спина. Поискал местечко поудобнее. Устроился, улегся на матрас.
- А я только и делал, что воевал да воевал… Мне, а также таким, как я для войны нужно лишь одобрение Зеро, только и всего… Я когда был мелким, хотел музыке себя посвятить. На гитаре учился… Хотели с ребятами блюз играть, джаз… А теперь я по внешности своей только под Дез-металлиста смахиваю. Да и по технике игры, наверное – уже давно гитары своей не видел… В ремонте.
Куро развел руками.
- Так бы сходил, сыграл бы тебе… Да далеко идти до знакомого, что мне ее делает. Всю жизнь в войне провожу… С тех пор как брат у меня погиб, я отбросил в сторону все свое прошлое и встал на тропу войны. Вооружившись смелостью, отвагой, преданностью и патриотизмом, я пошел против британцев.
Татсумаки промолчал. Хинеки был дорог ему. Именно потому, что дорог Куро осуждал его.
- Если бы брат не занимался простым агитированием… Мы бы уже вдвоем могли все местные базы с землей сравнять… Или… Агх… К черту. Я бы один хер что делать стал – так бы и лежал у себя в квартиренке разваленной кверху жопой… Я пилот найтмера. По увиденному сегодня, наверное, не скажешь, верно?
Татсумаки печально рассмеялся.
- Без найтмеров я тоже жару дать могу, хоть и не столь люто. А моя роль в Ордене была – именно пилот. Сражался считай на передовой. Со своим простеньким бураем я делал больше, чем делало одно отделение британских сазеров… Без шуток. Серьезно. В Ордене лучше меня еще есть… Были, верней. Про пилота Алого Лотоса слыхала что-нибудь? Во-от… На нее равняюсь. В свое время она мне даже дико нравилась не только, как пилот…Куро почувствовал, как краснеет - еще бы, как-то до этого не говорил по этому поводу ни с кем. А тут на - открылся. Не первой встречной, конечно... Взаимно спасенной. Или как это сказать? Обоюдно спасенной... Хотя какая разница? Познакомился-то он с ней лишь сегодня! Быть может говорить об этом с другими просто не было повода?
- А потом я бок о бок с нею посражался… Да и все, какая-то резкая апатия у меня наступила. Война полюбилась мне поболе, чем женщины. Хотя вот навыки пилота Алого Лотоса у меня все еще вызывают восхищение и восторг. Она молодец. У нас там еще есть… Был, вернее. Очень здоровский парень – Огги. Умный человек, хоть и не совсем уверенный в себе. Ха. Или тот же Тамаки… Бывало притащит из шопа, - “магазин” Куро произнес как-то на британский лад. – Бутылку настойки. И вот сидим с ним, потягиваем. Он мне втирает про то, какой Зеро клевый… Будто без него не знаю, интересный парень... А я ему про то, как давеча я британский патруль на чужом поле вздернул. Потом еще народ быть может подтянется… Вот только я редко выпивал. Пить – пил. Куда мне с моим желудком-то… У нас дам в ордене много. Пилоты в основном. Хотя вот есть боевая подруга у меня. Хироми ее звать. Медицина – ее конек. Просидела надо мной все время, что я отлеживался после Каменидзимы… Видишь шрамы?
Татсумаки потыкал себя в каждый шрам на лице, на груди.
- Вот почти каждый из них – Каменидзима. Ох и туго тогда пришлось мне… А Хироми умница. Помогла мне.
Старый солдат. Ветеран. Сидит, учит молодую девушку, находящуюся, тем не менее, в звании лейтенанта. Глуповато. Сам без звания ходит, а туда же... Говорун в нем проснулся.
Солнце уже село. На небе появились первые звезды. Набежали облака. Прозрачные, редкие. Словно они совсем не хотели закрыть небо. Это как на войне – если в твоей пуле нет желания убить, она не настигнет противника в смертельной точке. Чтобы победить – нужно хотеть победить. Нужно хотеть убить. Нельзя хотеть умирать. Но нужно быть готовым к этому. Тяжело провести грань между этим. Но жизненно необходимо… Если ты собираешься защищать свою Родину.
Повстанец начинал чувствовать сонливость, но спать все еще не стремился. Хотя посверкивающие точки-звезды на небе так и хотели убаюкать его. Но это не поможет. Музыкант привык понимать мир слухом, а не взглядом. Без звуков для него мир все равно, что давно уж мертвый, скучный миф.
- Порой кажется, что перед тобой не такой уж и простой мир, в нем - сплошные двери. И все, что нужно - найти ключи... Могу ли я определить, что нашел их? - теперь в голову лезла какая-то философия.
Неужто звезды убаюкивают и перед сном повстанцу такие темы необыденные в голову лезут? Или, быть может, это - грустный шепот ветра, что уловил тонкий слух музыканта? Или это слышно, как аморфные прозрачные облака, просвечиваемые даже звездами, безвольно плывут по небу? Кто знает...

- Двое? – Татсумаки даже поднял голову с матраса от удивления, подпер свое тело локтями для равновесия. – Ну да… Погоди-ка.
Куро подозрительно прищурился.
- Двое их было во второй раз, как раз тогда, когда пошла за водой для меня… В первый раз их было четверо. Ты же про первый раз говоришь, не так ли?
Вот тебе и шпионка.
Страшно подумать, сколько ложных сведений она… А что, собственно, за мысли? Сейчас ночь, день не из легких был. Подумаешь, напутала… Но Куро любил привязываться к деталям. Даже сейчас он старался быть внимательным. Почему? Быть может, из-за привычки обращать внимание на все, что видишь и слышишь, а быть может и для того, чтобы не растерять всю сноровку, которая может в любой момент потребоваться. Ведь Татсумаки все еще верил в то, что жизнь еще вернется в нужное русло.
- Я что-то совсем стал к словам придираться, - сказал Татсумаки шутливым тоном, но вышло так, будто бы он пытается найти оправдание своей подозрительности. Впрочем, так и получилось в течение всего времени с тех пор, как канул в лету Орден Черных Рыцарей.
- Кстати, весьма странно, что ты не смогла попасть в найтмеры… Хотя с другой стороны тоже понять можно, - Куро призадумался, вновь положив голову на матрас, а руки – под нее. – Не каждому хочется быть заживо сваренным в своем стальном котле, пусть изначально он и является конем.
Вопрос про Хироми заставил его вздрогнуть. Но ответ был короток и ясен.
- Нет, - как-то немного холодно, обрывисто, как-то по-своему молчаливо, но в то же время резко и мрачно.
Она была ему другом… Очень близким. Но он ее не любил.
Почему? Быть может, из-за брата? Поначалу ему и смотреть-то на нее больно было. Невинная и беззащитная девочка, оказавшаяся среди всей этой войны и боли. С одной стороны. А с другой – она человек, что напоминала ему о брате.
Но, тем не менее, Татсумаки свыкся и она стала для него хорошим другом. Но не более.
Войне Куро не изменит. К войне он ближе. Она самая старая, мудрая и дрянная шлюха, с необманчивой внешностью молодой куртизанки, в которой все – идеально. Выше - некуда.
- На седьмой день Бог создал морпеха… - заулыбался пилот и перевернулся на бок. - Любви я с каждым днем предаюсь все меньше и меньше. Слишком много…
На память пришел один красивый стих. По идее – хокку, но неудавшееся.
- И в этот час нет места миру, нет ни мгновения покоя, хохочут демоны и боги, мир полон кровью и войною. Видишь, в этом маленьком стишке нет места прекрасным принцессам, которые живут долго и счастливо. Хотя сексуальное влечение между строк проглядывает, ага. Как естественный процесс, наподобие голода, жажды, желания мести и прочего, что движет нами всеми в эти без сомнения тяжелые дни.
Глаза уже слипаться начинали. Медленно, но верно. Заряд бодрости нужен был. А то заснет Куро.
- Кто он был, кстати? – спросил Татсумаки, желая выслушать, что расскажет девушка о своей любви. Не столько во имя интереса, сколько во имя бодрости.

- Не так страшно умереть от пули в открытом бою где-нибудь под деревом или в чистом поле… - легко и непринужденно говорил он о смерти, лежа на очень удобных и удивительно теплых коленях девушки. – Как умереть в своем найтмере.
Перед глазами – Каменедзима. Его бурай лежит у самого склона горы, под оползнем. Поврежденная в бою охладительная система отказала, корпус горит… Внутри все плавится – сиденье, рукояти. Лопается стекло на мониторе.
Куро потеет, глаза испуганно бегают, отыскивая ту маленькую лазейку, которая не позволит свариться ему в этом замкнутом пространстве кабины, как в дьявольском котле…
…После такого многие бросали пилотирование – у большинства развивалась клаустрофобия, боязнь быть сожженными заживо да и вообще страх перед горячими предметами.
Но Татсумаки не отступил. Тогда он шел до конца. Все дальше и дальше, прорубая путь через врагов. Шел по их трупам. Отстреливался, прячась за остовами оставленной пилотами техники. Жил настоящей жизнью. И этой жизни ему было мало.
Куро не мог без этого.
- Гореть и понимать, что не можешь выбраться, - тихо сказал Татсумаки, поежившись. - Страшно. Ты теряешься, боишься тронуть крышку люка и не обжечься. Тебя колотит, бросает в жар. Пот в три ручья... Ты теряешься. Это сложно пережить. Но еще сложнее избежать этого.
Маршируй. Сражайся. Умирай. Захватывай. Побеждай.
Других режимов у солдат нет и быть не может. У тех, кто выжил. Ведь лучшие приемы – это те, которые нам поведывают выжившие.
Чтобы не вводить новую знакомую в тоску, Татсумаки не стал выражать свои мысли вслух. Она была такая спокойная. Касания у нее очень добрые. Прямо как у Хироми. Но Хироми не умеет убивать людей, не пожалев о нем. А Рин? Сможет ли она убить человека без жалости?
Куро не был таким.
- Я жив, пока сражаюсь, - усмехнувшись, отрезал он. – Расскажи.  Я хочу послушать. Ведь рассказы – это одно из тех искусств, что помогает всем солдатам держаться на ногах, сохраняет способность анализировать и думать. Иногда – чувствовать.
Ведь если ты не чувствуешь, когда убиваешь – ты не способен убить. Чтобы убивать нужно чувство. Нет чувств – нет желаний. Не желаний – нет способности, какой бы ты силой не обладал.
И тогда в один прекрасный день ты падаешь, будь то быстролетящая пуля, метко брошенный кинжал, или твой собственный конь-найтмер.
- Говорят, у русских людей был царь, принявший смерть от своего коня, - проявил эрудицию и знание чужой истории Татсумаки, прикрыв глаза.