"Вот и все," - подумала Шурка, когда ласковый голос стюардессы попросил пассажиров пристегнуть ремни. "Вот и все..." - вздохнула она, когда лайнер вырулил на взлетную полосу и начал набирать разгон. "Ну, - выдохнула Александра, когда неведомая сила на несколько секунд мягко вдавила ее в кресло, - теперь точно все." И открыла глаза. Самолет быстро набирал высоту; по ту сторону иллюминатора стремительно уходила вниз оставленная ею земля - ночной город, освещенный прожекторами, на глазах превращался в простое скопление огней. Складывалось престранное ощущение, будто там не реальный мир, а кадры какого-то кино - когда лайнер выровнялся, стерлись все различия между полетом и нахождением на земле. Не то чтобы Шурка таила какие-то надежды насчет особенных впечатлений, но это все-таки был ее первый рейс... Первый осознанный рейс, по крайней мере. Когда мама похожим самолетом привезла ее в Россию четырнадцать лет назад, Александра была слишком маленькой, чтобы запомнить хоть что-то.
Хотя первый полет - это истинная мелочь в сравнении с тем, что это был еще, к тому же, ее первый выезд за пределы страны и первый самостоятельный шаг навстречу своей собственной жизни. И сердце от осознания этого стучало куда обеспокоеннее, чем от всех прочих впечатлений, вместе взятых. Как оно сложится там, в Британии? Хватит ли ей познаний в английском языке? Каким он будет, ее опекун и настоящий папа? Примет ли ее со временем, или снова испугается ответственности и вышвырнет обратно, как когда-то вышвырнул ее мать? Выдержит ли она темп учебы, приживется ли в новой компании? Эти и сотни других вопросов роились в голове надоедливыми жужжащими пчелками, то и дело впиваясь в сознание жалами сомнений, заставлявшими Шурку беспокойно ерзать на сидении. Еще одной причиной неудобства было плотное, нарочито скромное черное платье, уже немного маловатое девушке, прилично подросшей в объемах со дня его приобретения. Мама сочла это платье наиболее подходящим для такой важной встречи, и Александра, не желая расстраивать ее протестами, изобразила покорность.
Последние несколько дней перед отлетом Шурка вообще была сама сдержанность и послушание. И хотя взволнована девушка была ничуть не меньше, а может, даже и больше Натальи, она не позволила себе и глазом моргнуть об этом - иначе мама непременно бы расплакалась и распереживалась пуще прежнего. Этого Александре не хотелось - ведь теперь мама оставалась совсем одна, и хотя на работе необходимость постоянной заботы о пациентах не даст ей пасть духом, дома Наталье Соколовой будет ох как тяжело. Пусть уж лучше думает, что ее дочь не знает сомнений, что она уверена в себе и имеет непреклонную силу воли, что она непременно преуспеет во всех начинаниях. Шурка давно поняла, что аргументировать свое мнение и отстаивать права в лобовом столкновении с силами материнской любви и заботы бессмысленно, и вот уже несколько лет как вела подпольную деятельность. Надо сказать, вера матери-одиночки в идеальность и непогрешимость собственного единственно любимого и леемого дитя здорово помогала ей в этом, когда она задерживалась "с подготовкой к школьному спектаклю" или ходила к однокласснице "делать уроки". Никаким криминалом она в это время не занималась, конечно... Но даже те легкие вольности наверняка бы маме не понравились. Отец... непривычно было называть этого родного и любимого человека "отчимом" - тоже ни о чем не подозревал, ведь к тому моменту уже получил назначение и редко бывал дома. Так что в глазах родителей Шурка как была, так и оставалась ребенком примерным, школьницей-хорошисткой, которая об учебе думает больше, чем обо всем ином. Даже когда она, вдохновившись примером любимых героев, в один день вернулась домой с ярко-красными волосами, и заявила, что будет так всегда… Возражений не последовало: вместо упертого "хочу!" Шурка вполне адекватно объяснила им связь цвета волос с характером, который она желает в себе сформировать, чтобы быть успешной в жизни и способной постоять за себя. Уж что-что, а объяснять даже самые надуманные причины своим замечательно подвешенным язычком она умела, кажется, с того самого времени, как начала говорить.
Все вещи, взятые ею с собой, уместились в один большой чемодан на колесиках да маленький рюкзак, который она прихватила с собой в салон. Гардероб Шурки, равно как и ее поведение, делился на две части: официальный и неофициальный; в последний входили в основном те вещи, которые, по мнению Натальи, вне дома даже на вешалке показать стыдно, не то что надеть. Девушка, конечно, была иного мнения и совсем не собиралась показываться на глаза опекуну в выбранном мамой страшном похоронном наряде (кстати, объективно ничуть не добавлявшем скромности ее фигуре и вызывающе алым волосам), тем более что август в Британии, согласно прогнозу погоды, был очень и очень жарким. С самого начала не став противиться платью, она ловко избежала маминого "пообещай, пожалуйста" и могла не мучиться с угрызениями совести, удаляясь в туалет, чтобы переодеться...
---
Большую часть полета Шурка провела в спокойствии, освобожденная от гнета забот и давящей в груди одежды - проще говоря, безмятежно проспала, укрывшись тонким самолетным пледом. В салоне не было холодно, но уют пледа был гораздо важнее его тепла. Будильник на телефоне, припрятанном возле бедра, загудел вибрацией за час до прибытия. Александра лениво моргнула раз, другой - и, внезапно все вспомнив и осознав, резко села в откинутом кресле, впившись взглядом в иллюминатор. Конечно, ничего кроме белых облаков и света наступающего утра она там не увидела, но сердце моментально застучало в висках: она уже в Британии! Скоро шасси коснутся новой земли и... и...
"Так, спокойно," - скомандовала себе девушка, закрывая лицо ладонями и откидываясь обратно. Со стороны могло показаться, что причиной внезапного пробуждения был привидевшийся кошмар.  "Никто тебя там не съест и даже не покусает," - повторила она любимую папину присказку и глубоко-глубоко вздохнула, унимая расшухерившееся сердце. Билеты были специально взяты на ночной рейс, чтобы прибытие в Пендрагон пришлось на "удобные" утренние часы, до начала рабочего дня, который у ее опекуна "наверняка распланирован поминутно". Мама постаралась сделать все, чтобы Шурка предстала перед глазами этого человека в лучшем свете, ни в чем не вызывая нареканий. Александра же совсем не собиралась еще до начала знакомства ставить себя в позицию обязанной: в конце концов, она под крыло Империи не просилась, он сам позвонил! Конечно, в открытую переть против планов мамы она не стала бы никогда, но держать глазки долу и фальшиво рассыпаться в вежливости не будет. Сэр Норфолк ведь из рода аристократов – люди такого рода уважают гордость и силу, а к тем, кто ползает перед ними на коленях, проявляют в лучшем случае жалость, а то и вовсе – презрительное пренебрежение. Шурка собиралась строить эти отношения не на снисхождении со стороны Норфолка к нежной и хрупкой бедняжке-сироте, а на понимании того, что и вне среды высшей знати бывают те, кто знает себе цену.

Прибытие самолета к точке высадки состоялось точно по расписанию; снова зазвучал направляющий голос стюардессы – уже на английском языке. Шурка вместе с остальными пассажирами потянулась к выходу. Для нее вся эта процедура была в новинку, поэтому девушка без стеснения вертела головой по сторонам, чтобы сориентироваться. Благо, всяческих подсказывающих надписей хватало; что характерно, указания были только на английском. Ни один уважающий себя человек, живущий в соответствии с реалиями современности, не мог позволить себе не знать английского. В иных же людях Империя не нуждалась: пусть сидят по колониям и не рыпаются. Шурка заносчиво фыркнула, поправляя лямку рюкзака на плече, и посмотрела на датчик погоды. Она не ошиблась, поверив прогнозу о том, что плюс двадцать градусов российского ветреного лета превратятся в британские…
"… плюс тридцать два, без осадков, ветер один-два эм-сэ…"
Однако, одевшись по погоде, Шурка стала только пуще прежнего выделяться среди пассажиров утреннего рейса – людей преимущественно деловых, одетых легко, но строго; туристы в такое раннее время, похоже, не прилетают, так что девушка сейчас была одна такая: в крайне нескромного характера джинсовых шортиках на широком шипастом ремне, черно-красном топике едва ли до линии ребер да прикрывающей все это безобразие легкой замшевой курточке коричневого цвета. Впрочем, мало кто снисходил до того, чтобы одарить ее наряд персональным взглядом – все люди куда-то очень спешили, не особо глядя по сторонам. Одна только Шурка стояла, ворочая головой, и все никак не могла решить…
"Ждать здесь? Идти за багажом и ждать там? Или как? Где меня должны встретить? Арр! – она раздраженно притопнула ступней в легкой балетке. – Что за непорядок!.."

Раздраженные метания Александры долго не продлились - ее окликнули из-за плеча, заставив обернуться, едва не подпрыгнув на месте от внезапно промчавшегося по спине табуна мурашек. Это "Мисс Соколова", произнесенное на английский манер, звучало на редкость негармонично, особенно для ушей Шурки, привыкшей к совершенно иному стилю общения. Британскую аристократию не изменил даже скачок прогресса - рыцари просто пересели на железных коней, оставив свои манеры такими же напыщенно-чопорными, как и прежде. Даже в найтмеров своих, наверное, до сих пор забираются только с правой стороны...
Впрочем, стоявший за ней мужчина не был рыцарем - да и мужчиной он в глазах юной девушки не выглядел: старичок во фраке, излучавший ощущение такой правильности и четкости, что создавалось впечатление, что этот старый черный фрак гладили, не снимая с хозяина. Прям хоть бери да запирай под колпаком в Палате Мер и Весов, и этикетку сверху: идеальный дворецкий... или кем он там представился?
"Послал вместо себя слугу, вот значит как... Что ж, чего и следовало ожидать. Эх, мама-мама, сколько раз я тебе говорила, что не стоит подстраиваться под аристократов - они сами кого и что угодно под себя подстроят, если захотят..."
Подчеркнутая красной линией учтивость слуги плохо сочеталась с его напористостью. Не дожидаясь даже расплывчатого "ага" со стороны Шурки (впрочем, все равно не дождался бы: растерявшись и чувствуя себя абсолютно не в своей тарелке, она на какое-то время потеряла власть над своей речью), он уведомил ее, что багаж уже погрузили и, стало быть, у Александры нет другого выбора, кроме как последовать за ним. Что девушка и сделала, с трудом подавляя желание вцепиться в рукав своего провожатого, чтобы не отстать. Навстречу шли люди, много людей, очень много людей - и чем дальше от относительно разряженной области высадки, тем напряженнее становился воздух от звона шагов и голосов. Шурка ненавидела толпы и терпеть не могла ходить на рынок по воскресеньям; и хотя местные люди рыночное сборище ничуть не напоминали (в их движениях даже прослеживалась определенная организованность; никто не кричал, хотя монотонные разговоры по мобильным телефонам создавали не меньший уровень шума), уютнее от этого не становилось. Размеры Пендрагона пока плохо укладывались в голове Шурки, представленные в основном численной статистикой и красивыми панорамными фотографиями. Даже на одном снимке, казалось, помещалось зданий больше, чем во всем ее родном городке... Ужас просто - ей же теперь жить в этих бетонных джунглях!
Город за границей изящных дверей аэропорта встретил ее вовсе не обещанным в статьях поражающим величием, а ярким солнцем и сухим воздухом, моментально обдавшим девушку насыщенным летним теплом. Сделав глубокий вдох, она, зажмурившаяся поначалу, приоткрыла глаза. Здесь, у аэропорта, где постоянно шли на посадку и взлет самолеты, здания были относительно невысоки, но даже они, все будто из зеркал, яросто сверкающие на солнце, производили неизгладимое впечатление. Впрочем, Шурка не смотрела вверх, ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что она совершенно напрасно не надела солнечные очки. Однако сейчас ей не показалось уместным копаться в рюкзаке - прямо напротив дверей Александру ждал огроменный просто лимузин глянцево-черного цвета. Шурка нервно вздохнула, широко раскрыв глаза, и скрестила за спиной пальцы, пообещав себе в дальнейшем ничему не удивляться, а то никаких нервов не хватит. То, что ее опекун - человек более чем состоятельный, она уже уяснила.
"Наверняка дальше будет шикарный особняк, красная ковровая дорожка и полк личной охраны вдоль нее по стойке смирно. Пфх. Он же не пытается произвести впечатление? Было бы на кого... Нет, надо полагать, для него это обычное положение вещей. Черт, была бы помладше - подумала бы, что попала в сказку. А так это больше похоже на дешевенький голливудский сюжетец. Вот уж не думала, что мне такое суждено..."
Нельзя сказать, что Шурка была против денег - нет, она была очень и очень даже за, ей всегда хотелось одеваться в дорогие стильные вещи, позволять себе элитные покупки, завести породистую собаку, иметь собственную комнату с огромными окнами... Но напыщенное британское богатство напоказ искренне раздражало: все эти шикарные выезды, куча блестяшек и павлиньих нарядов, кто кого перещеголяет. Сколько раз она все такое видела по телевизору, особенно когда в новостях и тематических передачах показывались члены императорской семьи. Надо полагать, их окружение прилагает все усилия, чтобы не отставать. Все это британское общество ничто иное, как бесконечный бал-маскарад, где пышность нарядов и яркость улыбок отвлекает от главного - от выражения глаз. Весь этот мастерски предпонесенный СМИ лад и всеобщая гармония лжива настолько, насколько это возможно. Опасный клубок гадюк, ничем иным аристократическое общество в принципе являться не может. Уж это-то она из книг и анимационных творений прочно уяснила.
"Остается только надеяться, что мне во всем этом участвовать не придется. Я ведь всего лишь подопечная. Пусть лучше подвезут просто к черному входу... А лимузин - это потому, что других машин просто не было."
Дворецкий тем временем продолжал исполнять свою программу, начав культурно-просветительный разговор о столице. Шурка слушала вполуха, больше погруженная в свои мысли, однако видимость внимания поддерживала, то поглядывая на собеседника, то направляя взгляд на указанные им объекты. По выражению лица старика сложно было понять, действительно ли он гордится этим городом и его наследием, или говорит из чувства необходимости. Пусть рассказывает; Шурка, на самом-то деле, не была такой уж глупенькой девушкой из дикой глубинки, какой ее можно было посчитать. Естественно, перед приездом в Британию она постаралась побольше узнать и о стране в целом, и о ее столице в частности. Но Александра уже давно знала, что доказывать свою состоятельность кому-то старше себя бесполезно. Наоборот, это даже удобнее - когда тебя считают не столь проницательной, какой ты на самом деле являешься.
Ощущение времени в условиях новизны сильно деформировано - так что поездка показалась с интересом осваивавшейся в новой для себя обстановке Шурке молниеносно короткой. Задумайся она об этом, наверняка бы списала на скорость машины - даром что внешне она выглядела весьма классически, изнутри каждый ее миллиметр наверняка был нашпигован всяческими датчиками и прочей электроникой. Таковой вывод можно было сделать не только из мелькания объектов за окном, но и из того, что в лимузине было прохладно, но ничего похожего на кондиционер видно не было...
Позволив обстоятельствам вести себя, Шурка проследовала за дворецким в соответствии с его указаниями. Девушка в своем летнем легкомысленном наряде даже себе казалась неуместной в атмосфере высокородности и церемониальности, пропитавшей каждый дюйм этого особняка. Окружающие, впрочем, вели себя столь безукоризненно, будто на ней были не пляжные шортики, а бальное платье; однако от того, что все эмоции были скрыты, уютней не становилось. Пусть иногда принятое в России открытое высказывание своего мнения и ранит, доставляя множество неприятных минут, но о нем хотя бы точно знаешь... а здесь поди пойми, что творится в этих припудренных аккуратных головах.
Александра, впрочем, о качестве этого мнения не заботилась и уподобляться местным в манере сокрытия истины не собиралась. К открывшемуся за дверями в комнату виду девушка отнеслась на удивление сдержанно - во-первых от того, что считала себя слишком взрослой, чтобы вопить от восхищения, а во-вторых - потому что серьезно сомневалась, что задержится надолго в этом особняке, и потому нет смысла считать себя кем-то рангом выше гостьи. Ну не подходит она этой стране, не вписывается в порядки высшего общества! Сколько бы она не обещала матери, все равно остаются вещи, которые вне ее сил и способностей...
- Благодарю, - произнесла она свое первое за всю поездку слово, провожая им удалившегося дворецкого. Замечание насчет формы одежды Шурка к сведению приняла, но отнюдь не охотно.
"Его Светлость, видите ли... Консервативен он... Это, знаете ли, сложно не заметить. Ну **здец, приехали. Скоро еще начнут этикету учить, в платье с рюшечками оденут и начнут под ручку на прогулочки водить. Брр!" - Шурка подошла к зверской многоспальной кровати и присела на край, бессовестно смяв идеально застеленное покрывало. - "И этот человек работает в военной сфере! Неужели не помнит, что я тоже дочь военного, а не ледь какая-то из ихнего общества?! Блин, мама, ну как тебя угораздило спутаться с таким!.."
Александра пару раз глубоко вдохнула, успокаиваясь. Двери снова шелестнули - это молодая служанка в накрахамаленном фартуке привезла ее чемодан.
- Мисс Соколова...
- Благодарю, дальше я сама, - отмахнулась Шурка, и служанка, коротко поклонившись, продемонстрировала свою такую же идеальную, как и многое вокруг, вышколенность, моментально исчезнув в закрывающихся дверях.
"Какое удивительное стремление к внешнему перфекционизму... Значит, не все в душе гладко, верно, сэр Норфолк?.." - мысленно обратилась девушка к отсутствующему господину, и откинулась назад, разметав волосы по покрывалу. Пожалуй, даже хорошо, что сэр аристократ не явился встречать ее в аэропорт - пара часов наедине с самой собой, чтобы все обдумать и переварить, были как нельзя кстати. Что же до переварить в буквальном смысле... нет, Шурка с утра так наелась новыми впечатлениями, что для нормальной еды внутри нее места не осталось. Ничего, подождет до обеда, не склеится.
"Интересно, а если британца не покормить в положенное этикетом время, что с ним будет?" - разыгравшееся воображение Александры подсказывало, что ничего хорошего. Девушка сдавленно хихикнула, переворачиваясь на бок. Гладкая ткань покрывала холодком скользнула под пальцами. - "Мама, я понимаю, что я тебе обещала… Но как же это унизительно! Можешь, конечно, называть это уважением… Но какое уважение может быть к интересам того, кто совершенно не уважает твоих?! Неужели у британцев такой чуткий аппетит, что, увидев меня, он испугается и сбежит? Подумаешь… я же не прошу сажать себя с ним за стол!.."
За отсутствием реального оппонента Шурка всегда могла представить его себе сама – что и сделала, пустившись в долгие рассуждения на тему уже произошедшего и того, что сулило ближайшее будущее. В итоге на то, чтобы прийти к компромиссу с самой собой, много времени не понадобилось – его хватило еще и на то, чтобы разобрать свой чемодан, с некоторой недоверчивостью сложив вещи в ящик гардероба, чтобы их, если что, можно было одним движением вытряхнуть обратно. А еще – на то, чтобы походить по комнате, окончательно смять покрывало на кровати, чуть не своротить штору с окна, завернувшись, как в плащ, в парадного вида тяжелую ткань и сыграв для себя маленькую пантомиму "аристократ"… И, конечно же, на то, чтобы переодеться и соорудить на голове некое подобие прически. Теперь это были два аккуратных низких хвостика, строго перекинутых через плечи. Шорты и топик Александра сменила на джинсы, обтягивающую белую майку и длинную черную рубашку в качестве накидки. Подобную одежду на фигуре молодой девушки сложно было счесть консервативной (да вообще, существовала ли такая одежда? разве что смирительная рубашка, и то не факт…), но она, по крайней мере, не столь агрессивно бросалась в глаза. Все равно, ничего лучше в ее гардеробе не было – ну не в свитере же и школьной клетчатой юбке к столу выходить?..

Она как раз проверяла вместимость гардероба, забравшись внутрь него, когда за окном раздался звук подъезжающей машины. Александра моментально выпрыгнула наружу, как будто опасаясь быть застигнутой за своей разведдеятельностью. Быстренько поправив покрывало, она сообразила, что слишком уж разволновалась, и нарочито неспешно подошла к зеркалу. Поправив мнимо выбившуюся прядку, девушка одернула рубашку и с легкой боязливостью приблизилась к комм-устройству на стене.
"И что теперь? Я должна сама выйти? Или…" – она протянула руку вперед, но придержала ее, так и не коснувшись кнопок. – "…может, это у ни как-то по-другому организовано?..."